У пристани - Страница 204

204

— Что ж это! — говорил без стеснения Кривонос, выходя из палатки. — Перепился он или потерял совсем разум?.. Ему говоришь, что поляки уже с огромными силами за Стырью стоят, а он еще будет ждать, пока переправятся.

— Вы, панове, должны быть снисходительней к нашему гетману, — заступился за него мягким, ироническим голосом пан Выговский. — У него какое — то на душе горе. Как получил он недели две тому назад от сына письмо, так словно тронулся: безумствует, пьет, предается отчаянию, бешенству, по ночам не спит, советуется с колдунами да ведьмами.

— Так пусть и отправляется к ним на Лысую гору! — возмущался Кривонос злобно. — Тут на весах судьба всей Украйны, а он будет с своим горем носиться! Да что наше горе в сравнении с горем всей родной земли?

— Гетманское горе — всем горе, — заметил Выговский. — Как егомосць распорядился было сначала? Ведь по дивному его плану неприятеля бы теперь не существовало! Ведь ясновельможный задумал напасть на короля с посполитым рушеньем между Сокалем и Берестечком, среди болот и топей, где приходилось ляхам переходить по гатям, растягиваясь в бесконечную линию.

— Да я их там с одним моим полком мог локшить, как баранов, — свирепел Кривонос. — И будь я проклят, что не пошел туда своей волей, без гетманского наказа!

— Да, гетман наш пропустил удобное время, — покачал уныло головою Выговский. — А как все было мудро придумано! На беду, вот в этот самый час и приди от Тимка лыст, и точно секирой подсек он его! Гетман запил, а тут еще прибыл под Лабынино хан; гетманская мосць и встретить его не мог; ну, хан и разлютовал, — он и без того на нас зол за то, что султан принудил его порвать с ляхами и выступить в поход за нашего гетмана, а теперь одно к другому.

— И продаст нас этот хан, клянусь бездольем своим, что продаст! — воскликнул горячо Чарнота. — Мои лазутчики хорошо видят, какие у него завелись шашни с ляхами; над нами так и летает зрада, поверьте!

— Про неверу и толковать нечего, — кричал Кривонос, — на то она и есть невера, а вот смотрите, чтоб и этот лях Гурский не завел шашней!

— Что правда, то правда, — заметил язвительно Выговский, — столько своих есть испытанных в доблести и преданных лыцарей, а гетман доверяет…

— Да что же, нам дальше терпеть?! — крикнул Кривонос. — Богдан мне первый приятель, костьми за него лягу везде, а ежели он обеспамятел, так доля родины дороже мне друга! Хотя бы и тут — что он делает? Теперь вот все ворожьи полчища преблагополучно выстроились за Стырью и приготовляют переправу, а мы даже и тут не мешаем им. Турскому поручено наблюдать! Да пусть Ярема наступит на этот шрам мой ногою, коли я сам со своими соколятами не помчусь сейчас к Стыри!

— Слушай, друже Максиме, — заговорил вкрадчиво писарь, — хоть гетман и хвор, а все же он думкой не спит, и коли не тревожит ляхов, то хочет, верно, приспать их да сонным и поставить пастку, уж недаром, поверь, он послал Богуна!

— Ох, братцы, даром! — раздался неожиданно за спиной собеседников голос; при густом тумане и насунувшейся ночи нельзя было разглядеть новоприбывшего, но голос его сразу узнали.

— Богун, Богун! — крикнули все и бросились приветствовать дорогого товарища.

— Он самый, он самый, друзи, — здоровался со всеми Богун, — только вот не могу порадовать вас доброю вестью. Гетман, знаете, послал было меня, чтоб одурить ляхов, — пустить ложный слух, будто татары нас бросили и мы со страху бежим к Киеву, одним словом, чтобы заставить их погнаться за нами, а я со своим отрядом должен был еще их заманивать. Ну, нашлись у меня такие, что попались ляхам нарочито в плен и под пытками показали, что мне было нужно, и ляхи поверили.

— Поверили? — спросил с живейшим участием Чарнота.

— Поверили; король сейчас отрядил Чарнецкого с пятью хоругвями в погоню, — тысяч двадцать пять, коли не больше, — а сам со своими полками снялся с лагеря. Только вот изменила нам доля: наткнулся Чарнецкий на нас; мы ему отсич дали — и назад; ну, не на такого собаку напали, — понял, дьявол, что заманиваем, и осторожно стал двигаться, рассылая разъезды… Ну, и наткнулся на Тугай — бея с отрядом; увидел Чарнецкий, что татары не отступили, что все, стало быть, показания наши — брехня, и накинулся на Тугая, чтобы пробить себе дорогу назад. Завязалась жаркая схватка; татары подались, мы должны были вступить в битву… И вот от обедней поры до ночи рубились… И добыли славы: только половина лядского войска пробилась назад? но король понял свой промах и двинул все войска на Стырь. Сообщу вам, что Турский стоит у переправы и не мешает ляхам наводить мосты… Клянусь богом, что ляхи пройдут ночью, а к свету будут у нас на хребте!

— Стонадцать им в глотку рогатых чертей, — вскрикнул Кривонос, — а Гурскому три задрыпанных ведьмы! Идемте сейчас к гетману!

— Панове, — остановил их Выговский, — у гетмана страшно болит голова; пусть он отдохнет, а мы посоветуемся сначала сами вот в моей палатке.

— Пожалуй, это лучше, — согласился Чарнота, — только времени терять нельзя.

— Ни минуты! — подтвердил Богун.

Было уже за полночь. Над лагерем висел непроглядный мрак. В чуткой тишине слышались только в разных отдаленных местах окрики вартовых, да и те в густом слое налегшего тумана чудились какими — то слабыми стонами. В этой тьме почти ощупью подвигалась стройная, покрытая темным платком, очевидно женская, фигура. В глубокой задумчивости, уверенно и спокойно приближалась она к возам и стала между ними пробираться к палаткам, как вдруг ее остановил оклик, раздавшийся вблизи:

204