У пристани - Страница 63

— И все только одно: броситься на ляхов, разбить, расплюндровать, — произнес он задумчиво, — а что дальше будет, что надо создать в будущем, они себе и в ум не кладут! Думают, что все это так просто: и Варшаву взять, и сейм разгромить, и всех хлопов разогнать по всему свету, всем и волю, и одинаковые права дать, и поделить поровну всю землю! Ох — ох — ох! А ведь это еще лучшие из козаков. У Золотаренка золотое сердце.

— И крепкая рука, — прибавил Выговский, — да только… — произнес он, опуская скромно глаза, — к простоте все он тянет, рад бы всю Польшу нарядить в сырыцю, вот оттого у него и такая ненависть к панам… А пан пану рознь.

— Так, так, друже, — заговорил Богдан, — среди панов есть у нас верные и преданные друзья… да и без освиты нет правды… Одначе все же… откуда этот слух? Нет дыму без огня.

— Ясновельможный гетмане, из наших Козаков есть многие, которые только ждут войны и уж давно скучают от безделья; быть может, слух этот пущен ими самими, чтобы поскорее подвинуть тебя.

— Да, да… — схватился Богдан за новую мысль, навеянную ему Выговским, — и это может быть. Одначе ты, Иване, пошли немедленно узнать, разведать.

— В минуту, ясновельможный гетмане! — поклонился Выговский и вышел из комнаты.

— А что, если это правда? — произнес медленно Богдан и устремил глаза в окно. «Порта против нас настроена, Москва холодна, хан уклоняется, а может, и заключил союз с Польшей… Кругом враги, и я — сам на сам с Речью Посполитой?.. Бр-р! — передернул он плечами. — Холодно шщ сыро тут? Положим — наша отвага, стремительность, их — трусость и бессилие. Чем судьба не шутит? Счастье за нас! Все прочат мне высокую долю, советуют действовать смелее… и эти гадалки, и та колдунья… — В голове гетмана пронеслось какое — то отдаленное туманное воспоминанье: лес, полночь… бессвязные слова старухи. — Но нет, нет! — тряхнул он головой. — Они только туманят нас; все это ложь, обман… Ивашко прав. О, он всегда угадывает правду: тех смутьянов, что от безделья скучают, много! Им недорого поднять все войско. Уж если бы было так, то Радзиевский или Верещака сообщили бы мне. Да и Морозенко… Ведь он там, на Волыни; прислал бы, известил… Однако давно от него нет известий. Нашел ли он Чаплинских? Да разве можно не найти? С ним две тысячи отборного войска. С такими козаками можно весь край перевернуть, все выжечь догола!»

Гетман встал с места и заходил в волнении по комнате. Мысли его понеслись бурно.

— До сей поры! Два месяца — и не может отыскать ничего! О, если б я был там, — сжал он до боли руки, — оба давно бы здесь, у моих ног, были! Натешился б! Помстился б! Ногами затоптал бы! — вскрикнул он вслух и остановился посреди комнаты.

Лицо его было красно; грудь высоко и тяжело подымалась. Так прошло несколько мгновений.

— Нет, нет, — произнес он наконец, овладевая своим волнением, — из — за одного пустого слуха нельзя сзывать назад все загоны и выступать в поход. Теперь надо держаться остро! Каждый наш неосторожный шаг будет мешать сближению с королем.

Так прошло еще несколько дней. Слухи о гибели послов пока не подтверждались, но в войсках началось сильное брожение и недовольство. Старшина осуждала гетмана за медлительность и доверие к ляхам, козаки осуждали старшину, а всем вообще было обидно даром стоять в то время, когда загоны пользовались во всем крае широким правом добычничества. Все были возбуждены, настроены ко всяким ужасам и ожидали с минуты на минуту какой — то страшной грозы. Сам гетман изнемогал от неизвестности и мучительного ожидания. Среди такого грозного затишья прибыл наконец гонец от Дженджелея.

Дженджелей извещал гетмана, что до сих пор положение их дел в Порте было очень плохо, так как Польше удалось склонить на свою сторону великого визиря, но на днях султан был умерщвлен янычарами, правлением овладел теперь новый визирь, и есть надежда склонить его на свою сторону, тем более, что с ним ищет сношения и сам хан.

Известие это подняло снова все силы Богдана, тем более, что на другой день после прибытия посла от Дженджелея привез гонец из Крыма письмо от Тимка.

В письме своем Тимко извещал батька, что в Порте, по — видимому, случилось что — то особенное. Что именно, он не мог сказать наверное, но предполагал нечто благоприятное для Козаков, так как хан стал снова ласковее к нему и суровее к пленным ляхам. Далее сообщал он в письме, что на мурз дары и письма Богдана оказали хорошее влияние: все к нему, к Тимку, ласковы и внимательны, расспрашивают о состоянии польских сил и о том, на какую добычу можно рассчитывать. Вообще же все кругом о чем — то шушукаются и ожидают чего — то особенного.

— Ну, слава господу милосердному, — вздохнул всей грудью Богдан, когда Выговский окончил чтение письма, — наконец — то, пане Иване, есть у нас грунт под ногами, а то так ведь качало, словно чайку в бурю.

Письмо Тимка совершенно окрылило Богдана; отважные, смелые мысли снова охватили его. Теперь, опираясь на согласие Порты, можно было заключить важные условия с королем, а может, и соединиться с самой Портой, а может… чем черт не шутит!

Но гетман останавливал себя сам на разыгравшихся мечтах.

Одно только смущало и угнетало его — это то, что от Морозенка не было до сих пор никаких вестей.

Впрочем, и это недоразумение вскоре разрешилось.

Дня через три после получения письма от Тимка к гетману в дверь постучался джура.

— Что там такое? — спросил сурово Богдан, не отрываясь от бумаги, которую ему подал Выговский.

— Ясновельможный гетмане, — послышался голос. — Гонец от Морозенка, хочет немедленно…