Обширные покои и коридоры Чигиринского замка были пустынны; вечерние сумерки уже сгущались в них; Тимко проходил их, ничего не замечая, вдруг внимание его привлекла чья — то стройная женская фигура, осторожно пробиравшаяся между колонн. Тимко взглянул, и все лицо его осветилось радостью. «Зося!» — чуть не вскрикнул он и, как собака, бросающаяся на птицу, кинулся в одно мгновенье к Зосе и впился в ее плечо с такою силой рукою, что Зося невольно присела к земле.
— Иди за мною, и ни слова, ни звука, слышишь, — прошипел он, не выпуская ее плеча, — или я сейчас же всуну тебе по рукоятку в сердце этот кинжал.
Увлекаемая Тимком, почти потерявшая от ужаса сознание, Зося не видела и не понимала, куда ее ведут, зачем? Она только заметила, что они опускались вниз, что прошли несколько темных коридоров и вдруг остановились у каких — то железных дверей, Тимко стукнул в дверь, дверь отворилась; он впихнул в нее Зоею, сам вошел — за нею, и дверь снова захлопнулась за ними.
Зося подняла глаза, и безумный, дикий крик вырвался из ее груди. В комнате не было окон; в большом очаге пылал огонь, в углу стояла дыба, на стенах кругом висели и просто валялись на полу ужасные орудия пыток; два гигантских, уродливых татарина стояли подле дверей; красные, темные пятна покрывали весь пол. Ужас холоднее ужаса смерти охватил Зоею. Еще более дикий, более ужасный крик вырвался из ее груди; она попробовала было рвануться, но железная рука Тимка впилась в ее шею.
— Говори, все говори, без утайки, что знаешь про волоха, — прохрипел над нею его голос.
В голове у Зоей все помутилось.
— Пустите, пустите, на бога! — закричала она, порываясь броситься к дверям.
— А, так вот ты как! — заревел Тимко. — Гей, хлопцы, железа!
В одно мгновение бросились к огню татары и, вынув из него две раскаленные полосы железа, подошли к Зосе и остановились подле нее с двух сторон. Зоею обдало невыносимым жаром, огненные полосы ослепили ее глаза, — она вскрикнула, упала на колени и, опустивши голову, залепетала потерянным, безумным голосом:
— Все, все… спасите… на бога… все…
— Куда шла?
— К нему… к волоху… несла записку, гетманша хотела непременно увидеться с ним сегодня.
— А! Так они видятся?
— Да… каждый день… уже давно… С тех пор, как гетман уехал… в северной башне есть потайной покоик. Из башни два выхода… одним они входят, другой я сторожу.
— Ключ, ключ есть ли у тебя?! — рванул ее за плечо Тимко.
— Есть, есть… — залепетала Зося, указывая на снурок, висевший у нее на шее.
Одним движением сорвал Тимко с Зоей ключ и, обратившись к татарам, приказал отрывисто:
— Прикончить эту тварь и — никому ни слова!
Через четверть часа во дворе Чигиринского замка суетились конюхи — седлали лошадей для гетманенка и его свиты, который должен был выехать по неотложным войсковым потребам в Золотарево на один день,
Уже совсем вечерело, когда оседланных лошадей подвели к крыльцу замка. Двери распахнулись, и на крыльцо вышел Тимко в сопровождении нескольких Козаков.
— Послушай, — произнес он громко, обращаясь к кому — то, стоявшему на пороге, — посла не отпускать, я завтра вернусь об эту пору и передам все сведения гетману. Да и волоху скажи, чтоб задержался еще на несколько дней: нам надо проверить всю казну, которая у него на руках…
Тихая ночь. Все заснуло в Чигиринском замке, ни один огонек не мелькнет в высоких, черных окнах; кругом безмолвно тихо, только издали слышен сонный окрик часовых. Темное звездное небо раскинулось над темною землей.
По крутым, высеченным в стене ступенькам пробирается осторожно Елена. В руке ее нет фонаря; она идет ощупью; дорога известна ей хорошо. Но вот она остановилась и тихо стукнула, в ответ раздался такой же тихий шорох; дверь растворилась, и чьи — то сильные руки охватили ее крепко — крепко и почти внесли в небольшую комнату. Эта каменная клетка была чрезвычайно мала. В ней не было окон, небольшая дверь с одной стороны вела в нее, дверь же, сквозь которую вошла Елена, была замаскирована какою — то старинною картиной; каменные, грубой кладки стены были увешаны коврами, половину комнаты занимал широкий оттоманский диван, покрытый шелковыми подушками и коврами, в другой стороне стоял небольшой столик с горевшей на нем масляной светильней, еще две небольшие скамеечки помещались по сторонам. Потолок был сводчат и низок; очевидно, это таинственное помещение скрывалось где — нибудь в толще огромных замковых стен.
— Ты? Ты уже здесь? — прошептала Елена, обвиваясь руками вокруг шеи итальянца.
Несколько мгновений в комнате не было слышно ничего, кроме горячих поцелуев.
— Елена! Жизнь моя, повелительница моя! — заговорил итальянец, не выпуская ее из своих объятий. — Я послушался тебя, я явился, хотя бы мне пришлось заплатить за это жизнью, но нам надо сейчас же расстаться, не из — за меня, а из — за тебя, — ведь этот зверь, вероятно, следит за нами…
— О нет, — перебила его с улыбкой Елена, — он уехал в Золотарево, я слышала сама, как он отдавал распоряжения… Вернется только завтра к обеду.
— Быть может, это сделано нарочно, чтобы поймать, накрыть нас?
— Будь спокоен, я выпытала его, он еще не знает ничего, он только догадывается. У него нет доказательств, но так продолжаться не может… Ты должен найти способ убрать его с нашей дороги…
— Я твой раб, — ответил итальянец, — прикажи — и исполню…
— А он мечтал о моей любви, дурень! — зло рассмеялась Елена. — Я смеялась, издевалась над ним, но должна была играть с этим животным, а он верил, верил… дурак!