У пристани - Страница 193

193

Вечернее солнце склонялось к горизонту, длинные лучи его пронизывали освобожденные от снега деревья гетманского Чигиринского сада. С остроконечных крыш замка мерно и весело падали прозрачные капли. Птицы как — то особенно весело и живо перелетали и перескакивали с ветки на ветку. Во всем пейзаже чувствовалось близкое наступление весны.

У широкого венецианского окна одного из покоев Чигиринского замка сидела молодая гетманша Елена; голова ее опиралась как — то бессильно о высокую спинку обитого красным штофом кресла. Казалось, она прислушивалась к чему — то… Прямо против нее на небольшом табурете сидел молодой итальянец, так сильно поразивший Елену своею красотой еще при первой встрече. Действительно, наружность его не могла не останавливать на себе внимания.

Это было такое совершенное соединение мужества, молодости и чисто итальянской грации, какое трудно было встретить в ком — нибудь.

Одет он был так, как одевались в это время в Венеции:.черный бархатный кафтан, вышитый серебром и опушенный дорогим мехом, плотно охватывал его гибкий стан, вокруг талии лежал кованый серебряный пояс с прикрепленною к нему небольшою шпагой. Стройные ноги его облекало шелковое трико; на ногах итальянца не было тех тяжелых, украшенных звенящими шпорами сапог, в которых ходили все шляхтичи и козаки, а мягкие шелковые туфли. При дворе Хмельницкого итальянец этот казался Елене сказочным принцем.

И теперь грудь Елены поднималась слегка взволнованно. Итальянец не отрывал от нее своего жгучего, пламенного взгляда. Елена хотела заговорить — и не могла преодолеть охватившего ее волнения. Она, всегда такая спокойная, такая холодная, и вдруг теперь… Каждый взгляд его, звук его голоса заставляют трепетно биться ее сердце. Уже целый месяц, как итальянец поселился у них, и чем дальше, тем сильнее и сильнее охватывает ее непослушное волнение.

Правда, она отвыкла от людей, все одна да одна или с дикими козаками; быть может, это и влияет на нее… Ах, это верно, если бы не он, можно было бы умереть с тоски! Но откуда же это трепетание сердца, которого не слыхала она раньше?.. Откуда? Итальянец молчал, опустивши свою красивую руку на лютню, лежавшую у него на коленях.

Очевидно, перед этим мгновением разговор их только что оборвался и никто не желал нарушать наступившей сладкой тишины.

— Ах, как хорошо на дворе… — произнесла наконец Елена, подымая свои опущенные веки, — весна идет!

— О да! — подхватил с жаром итальянец. — Наконец и над этим краем появится солнце.

— А у вас не бывает таких холодов, таких снегов—, таких долгих зим?

— О нет, ваша маестатность, — ответил он с увлечением. — Небо у нас синее, как очи синьоры, море у нас глубоко и безбрежно, как душа поэта, цветы у нас дышат опьяняющим ароматом, как поцелуи влюбленного, солнце греет ярко и сильно, люди любят безумно и горячо!

— Как хорошо говоришь ты о своей стране, синьор, — улыбнулась Елена, — но ты обещал мне спеть сложенную тобою песню… Спой, кругом так тихо и прекрасно… я буду слушать тебя.

Итальянец приложил свою руку к сердцу и, пробежавши пальцами по струнам, запел негромко, но мелодично и нежно.

Мелодичный звук лютни оборвался, но, казалось, еще с минуту он дрожал в наступившей тишине. Елена молчала. Солнце, уже почти спустившееся к горизонту, заливало их розовыми лучами и наполняло комнату нежным, ласкающим светом.

Елена подавила непослушный вздох и произнесла тихо:

— Как хороша твоя песня! Где ты выучился ей?

— Я сложил ее сам, ясновельможная пани.

— Сам? Но кто же тебя научил слагать такие дивные песни?

— Сердце.

— Ах, ты оставил, верно, дома невесту и тоскуешь по ней?

— Синьора — владычица, у меня нет невесты, но сердце мое полно тоски… Та женщина, которую я люблю, так высока, как звезда на небе, и принадлежит не мне, — произнес тихо итальянец, устремив на Елену жгучий, выразительный взгляд.

— Она замужем? — невольно вырвалось у Елены.

— Да, — вздохнул итальянец.

С минуту оба молчали.

— Так забудь ее, — произнесла через минуту Елена.

— Любящее сердце не может забыть.

— Ты утешишься скоро: у нас есть красавиц немало, любая полюбит тебя…

— Но я не полюблю никого.

Елена улыбнулась и произнесла кокетливо:

— Какая же тебе будет награда от неразделенной любви?

— Один взгляд, одна улыбка богини, которую я люблю без ума, без воли… — заговорил страстным шепотом итальянец, приближая к Елене свое взволнованное лицо.

— Оставь, уйди, — перебила его Елена, подымаясь порывисто с места, — зачем говоришь ты мне это?

Итальянец хотел было что — то возразить, но в это время двери распахнулись и в комнату вошел Тимко; при виде итальянца лицо его сразу приняло мрачное и угрюмое выражение.

— Меня прислал к тебе отец, — произнес он сурово, останавливаясь у дверей.

— В таком случае я оставлю светлейшую синьору, — поднялся с места итальянец и с любезным поклоном направился к двери. Тимко молча посторонился, чтобы пропустить его, и когда двери за итальянцем затворились, он быстрыми шагами подошел к Елене и, остановившись перед ней, произнес отрывистым, хриплым голосом:

— О чем ты говорила с ним?

— Тимко, что это за голос, что это за лицо? — попробовала было улыбнуться Елена, но Тимко перебил ее злобно:

— Я не шучу, отвечай мне сейчас, или я расскажу отцу то, чего он не замечает до сих пор!

— Что скажешь ты? — побледнела внезапно Елена и отступила на шаг.

А Тимко продолжал, задыхаясь от волнения:

193