У пристани - Страница 155

155

— Да, это уже теперь не тот Хмельницкий, который скрывался от погони Потоцкого в днепровских ущельях, — продолжал Дубровский. — Я говорю вам, что он уже теперь, будучи еще гетманом, сильнее всякого короля. Он грозил, что испепелит всю Польшу, — и он сделает это, клянусь вам. Он говорил, что у него будет триста тысяч войска, а я говорю, что у него будет пятьсот: все хлопство стоит за ним, вооруженное с ног до головы, и готово положить за каждое его слово свои головы, а турки, а татары, а донцы?..

— И пан, наверное, знает, что Хмель уже выступил? — перебил его Чаплинский.

— Да, как же! Мы едва доскакали сюда.

— И князь Иеремия прислал сюда пойманного хлопа, который говорил, что видел татар уже возле Чолганского камня, — вставил Ясинский.

— А наши окопы, триста перунов, до сих пор не готовы! — проворчал глухо Чаплинский, закусывая свой рыжий ус.

— Что нам помогут эти окопы? Он раздавит нас здесь, как муравейник сапогом, — ответил Дубровский.

В светлице водворилось молчание. Вдруг с улицы донесся чей — то протяжный вопль, за ним другой, третий… Все вздрогнули и переглянулись.

— Что это? — произнес неверным голосом Чаплинский, останавливаясь как вкопанный посреди комнаты и переводя от одного к другому свои выпученные глаза.

— Быть может, вступил князь Иеремия, — заметил несмело Ясинский.

Никто не отвечал. Крики на улице росли с какою — то необычайною быстротой. Это не были радостные, приветственные возгласы, — это были какие — то протяжные, ужасные вопли. На улице стали появляться какие — то беспорядочные толпы народа; все стремились, обгоняя друг друга, к замковым башням и стене.

Все были смертельно бледны.

— Нет, панове, — произнес после минутного молчания Дубровский, — Здесь что — то похуже.

Хотя эта мысль давно уже явилась в головах присутствующих, но слова Дубровского заставили всех вздрогнуть.

— Езус — Мария! — произнесла едва слышно Марылька.

— Окопы… наши окопы! — прошептал растерянно Чаплинский.

И все, не произнеся больше ни слова, бросились поспешно к выходу.

Зося присоединилась к ним.

Улица была запружена народом; держаться вместе не было никакой возможности; вскоре толпа отбросила Зоею и Марыльку в сторону.

— Хмельницкий, Хмельницкий подступает! — кричали отовсюду, и все неслось вперед.

Казалось, какая — то роковая, неизбежная сила, подобная силе водоворота, подхватившего судно и несущего его в свою пучину, влекла их всех к стенам Збаража, чтобы увидеть своими глазами грозную, неотвратимую, подступающую смерть. Настроение толпы передалось Марыльке и Зосе. С безумными, разгоревшимися лицами мчались они, опережая и расталкивая бегущих, и наконец достигли городских стен.

На широких стенах и на зубчатых башнях всюду теснились темными рядами сплошные массы людей. Толпы прибывали с каждым мгновением; слышались всхлипыванья, подавленные вопли… Марылька и Зося с трудом протиснулись по узкой лестнице на вершину зубчатой стены, и перед ними открылась величественная картина.

С высоты городских стен окружающий горизонт казался необъятно широким. Под голубым, безмерно высоким куполом неба расстилалась бесконечная равнина, на которой блестели длинными золотистыми нитями тихие реки, извилистые озера; то там, то сям темнели широкими пятнами леса. С трех сторон окружали Збараж широким темным кольцом два огромные озера. За ними, вдали, среди темного уже леса подымались грозные стены замка князей Збаражских. Огромное пурпуровое солнце уже касалось одним краем горизонта и освещало длинными огнисто — кровавыми лучами величественную картину. Внизу, вокруг свободной от воды стороны Збаража, виднелся лагерь польский, а за ним не доконченные еще окопы; тысячи людей копошились на них; видно было, что работы велись с лихорадочною поспешностью. То там, то сям среди сбившихся беспорядочными толпами войск мелькал простой стальной шишак князя Иеремии. Но никто не смотрел на происходившее внизу; взоры всех с немым ужасом останавливались на недоконченных окопах и снова впивались в противоположную заходящему солнцу сторону. Там вдали из — за самого края горизонта медленно вытягивались по зеленой равнине какие — то черные нити; они ширились, растягивались и, казалось, охватывали весь горизонт.

Вопли и стоны раздались кругом еще громче. Марылька впилась глазами в эту черную, необъятную, медленно растущую массу и занемела.

Вдруг огненный луч солнца скользнул по дали и осветил какую — то белую, быстро двигающуюся по темной дуге точку.

— Хмельницкий! Хмельницкий! Это его белое знамя! — раздался один общий вопль.

Все закружилось в голове Марыльки, — она вскрикнула и упала на руки Зоей без чувств.

Прошел месяц со времени осады Збаражского замка союзными войсками татар и Козаков; дни тянулись для осажденных невыносимо медленно и мучительно, и каждый истекший день приближал осажденных к неминуемой смерти.

Когда козацкое и татарское войско обложило весь город, окопы польские не были еще готовы. Лагерь Вишневецкого стоял вне укрепленной линии; татары заметили это и бросились на него. Только отчаянная храбрость и энергия князя Иеремии помогли вишневцам отбиться от татар и войти в польские окопы. Но этот успех мало помог панам.

Настала ночь, темная, мрачная; запылали огни в козацком лагере. С ужасом всматривались паны в эту бесконечную светящуюся цепь, окружившую их со всех сторон, и не видели ей конца, а между этими светящимися точками глухо шумела и рокотала темная трехсоттысячная толпа. Ужас охватил всех; войско неприятеля превосходило их в десять раз; помощи ждать было неоткуда: разве только птица могла бы перелететь через эту грозную живую стену, обложившую поляков со всех сторон; нечего было и думать прорваться в поле, приходилось стойко ожидать томительной смерти. Войско упало духом. Князь Иеремия употреблял все Свое красноречие и геройскую отвагу, чтобы поддержать жолнеров и офицеров.

155